Вечерний Петербург №191. Подробности
Елена Гудкова:
Все мои беды – это победы над собой.
Все мои прегрешения – это падения за мечтой…
Она выступала с музыкантами из «Эдипова Комплекса» и «Сплина», «Аквариума», «Сезона Дождей» и «Джунглей». Она – лауреат конкурса «Весь Петербург», дипломант фестиваля «Еврошлягер», автор книги прозы «Май в шалаше».
Еще недавно собирала большие залы. Сегодня это невозможно: подскочившие цены за аренду диктуют стоимость билетов, которую Елена допустить не может, считая это неэтичным по отношению к слушателям.
Год назад Гудкова отметила десятилетие своей творческой деятельности; в этом году круглых дат нет, но 9 октября в «Чаплин-клубе» состоялся очередной концерт.
- Музыковеды называют вас то бардом, то лириком и мелодистом. А как вы сами определили бы стиль, в котором работаете?
- Это сложный вопрос. Корни, пожалуй, в музыке даже не бардовской, а авторской. Бард – это что-то определенное: гитара, человек. А понятие авторской музыки гораздо шире, тот же Стинг – ведь это авторская музыка. Я начинала с лирики, потом появилась джазовая программа, пробовала себя в поп-музыке. Стиль – это только форма, обертка. Хотя, возможно, то, что не могу определиться с ним, - моя беда. Зрители подчас хотят постоянства, чтобы идя на концерт, знать, чего ожидать. А то сегодня она поет частушки, завтра джаз, и неизвестно, что услышишь в третий раз.
- Вы сотрудничаете с известными музыкантами, но эти союзы оказываются недолговечными…
- Мой проект некоммерческий, и имя не раскручено. А музыканты либо с семьями, либо с амбициями. Им нужно платить стабильные деньги, а я не могу выступать с большим составом именно из-за того, что не в состоянии заплатить людям столько, сколько им хотелось бы. Дружба может выручить раз, два, но жить-то ведь всем надо.
- У вас есть песни «Приглашение на казнь», «Летят по небу шарики». Набоков и Хармс – ваши любимые авторы?
- В театральном институте все проходят через Хармса. Но я полюбила его уже потом. Стала читать его детские вещи, рассказы, письма. Мне это нравится, наверное, потому, что я так не умею. Понимаю, что он писал так не специально – у него было такое видение мира. Набоков мне тоже очень близок. Но сейчас читать его не получается: все время куда-то бегу, а он требует сосредоточенности и вдумчивости. Очень нравятся Платонов, Довлатов, Пелевин, Михаил Веллер, Токарева…
- А в поэзии?
- С этим сложнее, но, однозначно, - Цветаева. Очень заинтересовалась ее характером, узнав о том, что наши дни рождения совпадают. Оказалось, мы совсем не похожи. Люблю перечитывать понравившиеся мне стихи самых разных поэтов. Никогда не учу наизусть – мне надо видеть расположение строк на странице.
- Разделяете ли вы мнение, что творческие люди не должны быть обременены семьей и бытом?
- Быть вольными пташками? Не знаю. Я уверена, что все люди одиноки. А творческие особенно. Та же Цветаева. Да, у нее была семья, но она остро ощущала невозможность выплеснуть ту любовь, что в ней была. Если у тебя воды чан, а вокруг тебя лишь маленькие кувшинчики…
- А как, по-вашему, меняется ли постепенно или внезапно отношение людей к любви?
- Мое – нет. Я была, есть и остаюсь идеалисткой. И живу мечтой, которая, увы, всегда недосягаема. Несоответствие мечты и того, с чем сталкиваешься, порождает болезненную лирику. А мир меняется. Сейчас, по крайней мере – в нашей стране, время без морали и без веры. Единение теперь разве что на футболе, которое, впрочем, заканчивается дракой. Но это мужское единение. Хотя, знаете, любовь ведь все равно спасает. Мужчина – существо агрессивное, но когда он влюблен, то живет любовью к работе, к жизни, к женщине, он будет думать о детях и не захочет убивать.
Татьяна Лисина
Фото Александра Федечко
